Случайный отрывок из текста: Райнер Мария Рильке. Письма к молодому поэту
... И хорошо любить, потому что любовь — трудна. Любовь человека к человеку, быть может, самое трудное из того, что нам предназначено, это последняя правда, последняя проба и испытание, это труд, без которого все остальные наши труды ничего не значат. Поэтому молодые люди, которые только начинают свою дорогу, еще не умеют любить; они должны этому научиться. Учиться всем своим существом, всеми силами и всем своим одиноким, нелюдимым, ищущим добра сердцем. ...  Полный текст

ПЕТЬКА-СЧАСТЛИВЕЦ

Глава XVII

Потребности у нашего юного друга были самые скромные, и он, как и многие люди, выросшие в бедности и затем достигшие некоторого достатка, находил, что живет припеваючи. В самом деле, материальное положение его было теперь настолько хорошо, что он вполне мог последовать совету Феликса — устроить для своих друзей праздник. Он и вспомнил о своих друзьях, о вернейших и старейших друзьях своих — матери и бабушке. Вот для кого, а вместе с тем и для себя самого, он и решил устроить праздник.

Стояла чудная весенняя погода; молодой человек, еще накануне пригласивший мать и бабушку прокатиться с ним сегодня за город на новую дачу, купленную его учителем, уже собирался сесть в экипаж, как его перехватила на дороге какая-то бедно одетая женщина лет тридцати на вид. Она подала ему памятную записку с собственноручной припиской госпожи Гоф.

— Вы не узнаете меня? — сказала она. — Меня когда-то звали «кудрявой головкой». Теперь локонов уже нет, много чего нет, но добрые люди на свете еще есть! Одно время я танцевала вместе с вами в балете! Но с тех пор вы далеко опередили меня! Вы достигли известности, а я развелась с двумя мужьями и больше уже не танцую! — В памятной записке говорилось о желании просительницы обзавестись швейной машиной.

— В каком же балете мы танцевали вместе? — спросил молодой человек.

— В «Падуанском тиране!» — ответила она. — Мы оба были пажами, в голубых бархатных плащах и беретах. Неужели вы не помните Малле Кналлеруп? Я шла в процессии как раз за вами!..

— И все наступали мне на ногу!

— Разве? — спросила она. — Ну, значит, я далеко шагала! Вы, однако, шагнули еще дальше! — И грустное выражение ее лица быстро сменилось заигрывающим, как будто она и не весть какой комплимент сказала ему. Он выразил полную готовность помочь ей приобрести швейную машину и простился с нею. Как-никак, а Малле Кналлеруп тоже на свой лад посодействовала тому, чтобы он бросил балет и попал на лучшую дорогу!.. Скоро экипаж остановился перед домом коммерсанта, и молодой человек поднялся наверх. Мать и бабушка уже ждали его, обе такие разряженные. В эту же минуту счастливый случай привел к ним госпожу Гоф, и ее сейчас же пригласили участвовать в прогулке. Она сначала не знала, как ей быть, но наконец решилась ехать, известив супруга о неожиданном приглашении записочкой.

Вот и покатили. Молодой человек то и дело раскланивался со знакомыми. «Сколько у него шикарных приятелей!» — дивилась госпожа Гоф. «Едем, точно знатные барыни!» — восхищалась мать. «Чудесный экипаж!» — прибавляла бабушка.

Сейчас же за городом, близехонько от королевского парка, стоял маленький приветливый домик; по стенам вился дикий виноград, а в палисаднике росли розы, кусты орешника и фруктовые деревья. Экипаж остановился; гостей встретила пожилая девушка, старая знакомая матери и бабушки, часто помогавшая им в стирке и глаженье. Осмотрели сад, потом дом. Ах, что за прелесть! Гостиная соединялась с маленькой стеклянной галерейкой, уставленной чудесными цветами. Дверь была выдвижная.

— Точно кулиса! — сказала госпожа Гоф. — Вдвинь ее рукой и сиди себе, словно в птичьей клетке, среди свежей травки! Это называется зимним садом".

Спальня тоже была чудесная, хотя и в другом роде: длинные, плотные занавеси на окнах, мягкий ковер и два мягких кресла. Чудо просто! Мать и бабушка не преминули испробовать, удобны ли они.

— Ну, сидя на таких креслах, недолго и облениться! — сказала мать.

— Так мягко, что и не чувствуешь собственной тяжести! — воскликнула госпожа Гоф. — Да, тут вам, музыкантам, будет полное раздолье! Отдыхайте себе всласть от театральной сутолоки! Знаю я ее! Да, подумайте, я еще иногда вижу во сне, что танцую в балете и Гоф рядом со мной! Ну не чудесно ли это? «Две души, а мысль одна!»

— Да, тут будет попросторнее, чем у вас на чердаке! — сказал молодой человек, весь сияя от радости.

— Еще бы! — согласилась мать. — Но и у нас недурно! Там я жила с твоим отцом, там родился и ты, мой милый сынок!

— Ну, здесь все-таки лучше! — решила бабушка. — Прямо барское помещенье! От души поздравляю с новосельем и тебя, и твоего бесподобного учителя!

— А я поздравляю с новосельем тебя, бабушка, и тебя, дорогая матушка! Теперь вы поселитесь здесь! Полно вам лазить по высокой лестнице на чердак! Будет у вас и помощница по хозяйству! А я стану навещать вас здесь так же часто, как и в городе. Ну, что же, вы рады, довольны?

— Что с мальчиком? Что это он говорит! — сказала мать.

— Я говорю, что этот дом ваш! Твой и бабушкин! Наконец-то моя мечта сбылась! Большое спасибо моему дорогому учителю: это он помог мне устроить все как следует!

— Да ты шутишь, сынок! — прервала его мать. — Ты хочешь подарить нам этот барский дом? Да ты бы и рад был, кабы только мог!

— Я вовсе не шучу! Дом этот теперь ваш! — И он расцеловал их обеих, а они заплакали от радости. Заплакала и госпожа Гоф.

— Это счастливейшая минута в моей жизни! — продолжал молодой человек и принялся обнимать и целовать всех трех женщин одну за другою. Теперь, разумеется, матери и бабушке нужно было начать осмотр сначала — все это было ведь их собственное! Вместо нескольких горшков с цветами, выставленных за окошко на крышу, у них был теперь прелестный зимний садик, вместо одного шкафчика для провизии — целая кладовая, а уж кухня какая!.. Теплая, светлая, с печкой и плитой, светлой и блестящей, как утюжная плитка!

— Ну, теперь и у вас свой уголок, как у меня! — сказала госпожа Гоф. — Заживете по-царски! Теперь вы достигли всего, чего только может желать человек на земле! И ты тоже, мой милый дружок!

— Нет, не всего еще! — возразил он.

— Ну, молодая женка не заставит себя ждать! — сказала госпожа Гоф. — И я уж знаю ее! Предчувствую! Но пока молчок! Ах, ты милый мой! Право, все это точно в балете! — И она засмеялась сквозь слезы; мать и бабушка тоже.