|
Случайный отрывок из текста: Райнер Мария Рильке. Письма к молодому поэту
...
Творения искусства всегда безмерно одиноки, и меньше всего их способна постичь критика. Лишь одна любовь может их понять и сберечь, и соблюсти к ним справедливость.— Всегда прислушивайтесь только к себе самому и к Вашему чувству, что бы ни внушали Вам рецензии, предисловия и литературные споры; а если Вы все же неправы, то естественное движение Вашей духовной жизни Вас приведет неспешно и со временем к иным воззрениям. Пусть развитие Ваших взглядов движется своим собственным, тихим, нестесненным чередом; оно, как и всякое подлинное развитие, повинуется только своим законам, его ничем нельзя задержать, как нельзя и ускорить. Родиться может лишь то, что выношено; таков закон. ... Полный текст
Теневые картины
(Из путешествия по Гарцу 1831 г.)
Вместо заключения
Перед нами лежал Людвигслюст со своим замком, огромными садами и широкими аллеями.
Мы остановились в гостинице. Одно окно было открыто; на выступ его уселся воробей и весело зачирикал. О чем он чирикал,
я не разобрал, но самая птичка и звук ее голоса показались мне удивительно знакомыми. Право, это тот самый пернатый господин,
которого я слышал у себя под окном накануне своего отъезда из родного города; но и тогда я не понял, о чем, собственно,
он чирикал. Близ Лауенбурга пошли песчаные дюны, дюны без конца! Право, как будто море только что отхлынуло с берега да
забыло захватить их с собою. Дорога то раздавалась вширь так, что и сама не знала, где, собственно, кончается, то еле протискивалась
между белыми песчаными холмами, и колеса экипажа так глубоко вязли в песке, что мы еле-еле двигались. Прибавьте к этому
яркое лунное сияние, немую тишину и полное безлюдье вокруг.
Я хотел было описать эту поездку поподробнее, а также нарисовать вам картины Гамбурга
и Любека, через которые я проехал на обратном пути, но, когда я, сидя спокойно за валами Копенгагена, уже взял в руки перо,
на окно ко мне опять сел воробей и зачирикал, как и в день моего отъезда отсюда, как и в Людвигслюсте! И, право, кажется,
он твердил все разы одно и то же! Должно быть, это рецензент: он нагнал на меня хандру. Значит, конец теневым картинам!
Мне не удалось даже описать и дивного моря, которое тоже хандрило, когда я переплывал его, возвращаясь домой. А как шли
к нему этот мрачный взор и свежий ветерок, что раздувал паруса и взвивал на воздух густой столб пароходного дыма!
Я увидел башни Копенгагена, и они показались мне такими остроконечными, такими насмешливыми,
так живо напомнили мне перья, которые, быть может, скоро исчеркают мои «теневые картины» и вдоль и поперек!...
|