Главная страница сайта Небесное Искусство Главная страница сайта Небесное Искусство Главная страница сайта Небесное Искусство
Ты должен справиться со своей низшей сутью, пройдя через воскрешение. Аль-Джилани
Кликните мышкой 
для получения страницы с подробной информацией.
Блог в ЖЖ
Карта сайта
Архив новостей
Обратная связь
Форум
Гостевая книга
Добавить в избранное
Настройки
Инструкции
Главная
Западная Литература
Х.К. Андерсен
Р.М. Рильке
У. Уитмен
И.В. Гете
М. Сервантес
Восточная Литература
Фарид ад-дин Аттар
Живопись
Фра Анжелико
Книги о живописи
Философия
Эпиктет
Духовное развитие
П.Д. Успенский
Дзен. 10 Быков
Сервисы сайта
Мудрые Мысли
От автора
Авторские притчи
Помощь сайту
 

 

Текущая фаза Луны

Текущая фаза Луны

19 марта 2024

 

Главная  →  Уолт Уитмен  →  Листья Травы  →  Памяти Президента Линкольна

Случайный отрывок из текста: Райнер Мария Рильке. Истории о Господе Боге. Сказка о Смерти и чужая надпись
... Пришла следующая весна, и когда они ухаживали за садом и за новым кустом, им было печально, что он, окруженный благоухающими цветами, рос не меняясь, немо и замкнуто, как и в прошлом году, безразличный к солнцу. Тогда они, не сговариваясь, решили в третью весну отдать ему все свои силы, и когда эта весна пришла, они молчаливо, рука об руку, выполнили то, что каждый себе пообещал. Их сад зарос сорными травами, огненные лилии казались бледнее, чем прежде. Но однажды утром после душной пасмурной ночи они вышли в тихий, мерцающий сад и увидели: из черных острых листьев странного куста поднялся, не поранившись, бледный голубой цветок, которому уже стал тесен его бутон. И они стояли перед ним, взявшись за руки, не говоря ни слова: теперь это тем более не было нужно. Они думали: вот цветет смерть. Потом одновременно склонились к юному цветку, чтобы вдохнуть его аромат. И с этого утра в мире все стало по-другому». ...  Полный текст

 

Уолт Уитмен. Листья Травы

Памяти Президента Линкольна

 

КОГДА ВО ДВОРЕ ПЕРЕД ДОМОМ ЦВЕЛА ЭТОЙ ВЕСНОЮ СИРЕНЬ

О КАПИТАН! МОЙ КАПИТАН!

ПУСТЬ БУДЕТ ТИХО В ЛАГЕРЯХ СЕГОДНЯ

ЭТОТ ПРАХ НЕКОГДА БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ

ПЕРЕСТАНОВКА

 

КОГДА ВО ДВОРЕ ПЕРЕД ДОМОМ ЦВЕЛА ЭТОЙ ВЕСНОЮ СИРЕНЬ

1

Когда во дворе перед домом цвела этой весною сирень

И никла большая звезда на западном небе в ночи,

Я плакал и всегда буду плакать — всякий раз, как вернется весна.

 

Каждой новой весной эти трое будут снова со мной!

Сирень в цвету, и звезда, что на западе никнет,

И мысль о нем, о любимом.

 

2

О, могучая упала звезда!

О, тени ночные! О, слезная, горькая ночь!

О, сгинула большая звезда! О, закрыл ее черный туман!

О, жестокие руки, что, бессильного, держат меня! — О, немощное сердце мое!

О, шершавая туча, что обволокла мое сердце и не хочет отпустить его на волю.

 

3

На ферме, во дворе, пред старым домом, у забора, беленного известью,

Выросла высокая сирень с сердцевидными ярко-зелеными листьями,

С мириадами нежных цветков, с сильным запахом, который мне люб,

И каждый листок есть чудо; и от этого куста во дворе,

С цветками такой нежной окраски, с сердцевидными ярко-зелеными листьями,

Я ветку, всю в цвету, отломил.

 

4

Вдали, на пустынном болоте,

Притаилась пугливая птица и поет-распевает песню.

 

Дрозд одинокий,

Отшельник, в стороне от людских поселений,

Поет песню, один-одинешенек,—

 

Песню кровоточащего горла,

Песню жизни, куда изливается смерть. (Ибо хорошо, милый брат, я знаю,

Что, если бы тебе не дано было петь, ты, наверное, умер бы.)

 

5

По широкой груди весны, над страною, среди городов,

Между изгородей, сквозь вековые чащи, где недавно из-под земли пробивались фиалки — крапинки на серой прошлогодней листве,

Проходя по тропинкам, где справа и слева полевая трава, проходя бесконечной травой,

Мимо желтых стеблей пшеницы, воскресшей из-под савана в темно-бурых полях,

Мимо садов, мимо яблонь, что в розовом и в белом цвету,

Неся мертвое тело туда, где оно ляжет в могилу,

День и ночь путешествует гроб.

 

6

Гроб проходит по тропинкам и улицам,

Через день, через ночь в большой туче, от которой чернеет земля,

В великолепии полуразвернутых флагов, среди укутанных в черный креп городов,

Среди штатов, что стоят, словно женщины, облаченные в траур;

И длинные процессии вьются за ним, и горят светильники ночи,

Несчетные факелы среди молчаливого моря лиц и обнаженных голов,

И ждет его каждый поселок, и гроб прибывает туда, и всюду угрюмые лица,

И панихиды всю ночь напролет, и несется тысячеголосое могучее пение,

И плачущие голоса панихид льются дождем вокруг гроба,

И тускло освещенные церкви, и содрогающиеся от горя органы,— так совершаешь ты путь

С неумолчным перезвоном колоколов погребальных,

И здесь, где ты так неспешно проходишь, о гроб,

Я даю тебе ветку сирени.

 

7

(Не только тебе, не тебе одному,—

Цветы и зеленые ветки я всем приношу гробам,

Ибо свежую, как утро, хотел бы пропеть я песню тебе, о светлая и священная смерть!

 

Всю тебя букетами роз,

О смерть, всю тебя покрываю я розами и ранними лилиями,

Но больше всего сиренью, которая цветет раньше всех,

Я полной охапкой несу их тебе, чтобы высыпать их на тебя,—

На тебя и на все твои гробы, о смерть.)

 

8

О плывущая в западном небе звезда,

Теперь я знаю, что таилось в тебе, когда месяц назад

Я шел сквозь молчаливую прозрачную ночь,

Когда я видел, что ты хочешь мне что-то сказать, ночь за ночью склоняясь ко мне,

Все ниже поникая с небес, как бы спускаясь ко мне (а все прочие звезды глядели на нас),

Когда торжественной ночью мы блуждали с тобою (ибо что-то не давало мне спать),

Когда ночь приближалась к рассвету и я глядел на край неба на запад, и увидел, что вся ты в истоме тоски,

Когда прохладною прозрачною ночью я стоял на взгорье, обвеваемый бризом,

И смотрел, где прошла ты и куда ты ушла в ночной черноте,

Когда моя душа, вся в тревоге, в обиде, покатилась вслед за тобою, за печальной звездой,

Что канула в ночь и пропала.

 

9

Пой же, пой на болоте,

О певец, застенчивый и нежный, я слышу твою песню, твой призыв,

Я слышу, я скоро приду, я понимаю тебя,

Но я должен помедлить минуту, ибо лучистая звезда задержала меня,

Звезда, мой уходящий товарищ, держит и не пускает меня.

 

10

О, как я спою песню для мертвого, кого я любил?

И как я спою мою песню для милой широкой души, что ушла?

И какие благовония принесу на могилу любимого?

 

Морские ветры с Востока и Запада,

Дующие с Восточного моря и с Западного, покуда не встретятся в прериях,—

Эти ветры — дыхание песни моей, Их благовоние я принесу на могилу любимого.

 

11

О, что я повешу на стенах его храмины?

Чем украшу я мавзолей, где погребен мой любимый?

Картинами ранней весны, и домов, и ферм,

 

Закатным вечером Четвертого месяца, серым дымом, светозарным и ярким,

Потоками желтого золота великолепного, лениво заходящего солнца,

Свежей сладкой травой под ногами, бледно-зелеными листьями щедрых дерев,

Текучей глазурью реки — ее грудью, кое-где исцарапанной набегающим ветром,

Грядою холмов на речных берегах с пятнами теней и с большим изобилием линий на фоне небес,

И чтобы тут же, поблизости,— город с грудой домов, со множеством труб дымовых,

И чтобы бурлила в нем жизнь, и были бы мастерские, и рабочие шли бы с работы домой.

 

12

Вот тело и душа — моя страна,

Мой Манхаттен, шпили домов, искристые и торопливые воды, корабли,

Разнообразная широкая земля, Юг и Север в сиянии, берега Огайо, и сверкающая, как пламя, Миссури,

И бесконечные вечные прерии, покрытые травой и маисом.

 

Вот самое отличное солнце, такое спокойное, гордое,

Вот лилово-красное утро с еле ощутимыми бризами,

Безграничное сияние, мягкое, постепенно растущее,

Чудо, разлитое повсюду, омывающее всех, завершительный полдень,

Сладостный близкий вечер, желанная ночь и звезды,

Что сияют над моими городами, обнимая человека и землю.

 

13

Пой же, пой, серо-бурая птица,

Пой из пустынных болот, лей песню с укромных кустов,

Бесконечную песню из сумерек лей, оттуда, где ельник и кедр.

 

Пой, мой любимейший брат, щебечи свою свирельную песню,

Человеческую громкую песню, звучащую безмерной тоской.

 

О звенящий, и свободный, и нежный!

О дикий, освобождающий душу мою, о чудотворный певец,

Я слушаю тебя одного, но звезда еще держит меня (и все же она скоро уйдет),

Но сирень с властительным запахом держит меня.

 

14

Пока я сидел среди дня и смотрел пред собою,

Смотрел в светлый вечереющий день с его весенними нивами, с фермами, готовящими свой урожай,

В широком безотчетном пейзаже страны моей, с лесами, с озерами,

В этой воздушной неземной красоте (после буйных ветров и шквалов),

Под аркою неба предвечерней поры, которая так скоро проходит, с голосами детей и женщин,

Я видел неугомонные приливы-отливы морей, я видел корабли под парусами,

И близилось богатое лето, и все поля были в хлопотливой работе,

И бесчисленны были людские дома, и в каждом доме была своя жизнь,

И вскипала кипучесть улиц, и замкнуты были в себе города,— и вот в это самое время,

Обрушившись на всех и на все, окутав и меня своей тенью,

Надвинулась туча, длинный и черный плащ,

И мне открылась смерть и священная сущность ее.

 

И это знание сущности смерти шагает теперь рядом со мною с одной стороны,

И эта мысль о смерти шагает рядом с другой стороны,

И я — посредине, как гуляют с друзьями, взяв за руки их, как друзей,

Я бегу к бессловесной, таящейся, все принимающей ночи,

Вниз, к морским берегам, по тропинке у болота во мраке,

К темным торжественным кедрам и к молчаливым елям, зловещим, как призраки.

 

И певец, такой робкий со всеми, не отвергает меня,

Серо-бурая птица принимает нас, трех друзей,

И поет славословие смерти, песню о том, кто мне дорог.

 

Из глубоких, неприступных тайников,

От ароматных кедров и елей, таких молчаливых, зловещих, как призраки,

Несется радостное пение птицы.

 

И чарующая песня восхищает меня,

Когда я держу, словно за руки, обоих ночных товарищей,

И голос моей души поет заодно с этой птицей.

 

Ты, милая, ты, ласковая смерть,

Струясь вокруг меня, ты, ясная, приходишь, приходишь

Днем и ночью, к каждому, ко всем!

Раньше или позже, нежная смерть!

 

Слава бездонной Вселенной

За жизнь и радость, за любопытные вещи и знания,

И за любовь, за сладкую любовь,— но слава ей, слава, слава

За верные и хваткие, за холодящие объятия смерти.

 

Темная мать! Ты всегда скользишь неподалеку тихими и мягкими шагами,

Пел ли тебе кто-нибудь песню самого сердечного привета?

Эту песню пою тебе я, я прославляю тебя выше всех,

Чтобы ты, когда наступит мой час, шла твердым и уверенным шагом.

 

Могучая спасительница, ближе!

Всех, кого ты унесла, я пою, радостно пою мертвецов,

Утонувших в любовном твоем океане,

Омытых потоком твоего блаженства, о смерть!

 

От меня тебе серенады веселья,

Пусть танцами отпразднуют тебя, пусть нарядятся, пируют,

Тебе подобают открытые дали, высокое небо,

И жизнь, и поля, и громадная многодумная ночь.

 

Тихая ночь под обильными звездами,

Берег океана и волны — я знаю их хриплый голос,

И душа, обращенная к тебе, о просторная смерть под густым покрывалом,

И тело, льнущее к тебе благодарно.

 

Над вершинами деревьев я возношу мою песню к тебе,

Над волнами, встающими и падающими, над мириадами полей и широкими прериями,

Над городами, густо набитыми людом, над кишащими людом дорогами, верфями,

Я шлю тебе эту веселую песню, радуйся, радуйся, о смерть!

 

15

В один голос с моей душой

Громко, в полную силу пела серо-бурая птица,

Чистыми и четкими звуками широко наполняя ночь.

 

Громко в елях и сумрачных кедрах,

Звонко в сырости и в благоуханье болот,

И я с моими товарищами там, среди ночи.

 

С глаз моих спала повязка, чтобы могли мне открыться

Бесконечные вереницы видений.

 

И забрезжили предо мною войска,

И, словно в беззвучных снах, я увидел боевые знамена,

Сотни знамен, проносимых сквозь дымы боев, пробитых картечью и пулями,

Они метались туда и сюда, сквозь дымы боев, рваные, залитые кровью,

И под конец только два-три обрывка остались на древках (и всё в тишине),

Вот и древки разбиты, расщеплены.

 

И я увидел мириады убитых на кровавых полях,

Я увидел белые скелеты юношей,

Я увидел, как трупы громоздятся над грудами трупов,

Но я увидел, что они были совсем не такие, как мы о них думали,

Они были совершенно спокойны, они не страдали,

Живые оставались и страдали, мать страдала,

И жена, и ребенок, и тоскующий товарищ страдали,

И бойцы, что оставались, страдали.

 

16

Проходя мимо этих видений, проходя мимо ночи,

Проходя один, уже не держа моих товарищей за руку,

Проходя мимо песни, что пела отшельница-птица в один голос с моею душою,—

Победная песня, преодолевшая смерть, но многозвучная, всегда переменчивая,

Рыдальная, тоскливая песня, с такими чистыми трелями, она вставала и падала, она заливала своими потоками ночь,

Она то замирала от горя, то будто грозила, то снова взрывалась счастьем,

Она покрывала землю и наполняла собой небеса —

И когда я услышал в ночи из далеких болот этот могучий псалом,

Проходя, я расстался с тобой, о сирень с сердцевидными листьями, расцветай во дворе у дверей с каждой новой и новой весной.

 

От моей песни я ради тебя оторвался

И уже не гляжу на тебя, не гляжу на запад для беседы с тобою,

О лучистый товарищ с серебряным ликом в ночи.

 

И все же сохраню навсегда каждую, каждую ценность, добытую мной этой ночью,—

Песню, изумительную песню, пропетую серо-бурою птицей,

И ту песню, что пропела душа моя, отзываясь на нее, словно эхо,

И никнущую яркую звезду с полным страданья лицом,

И тех, что, держа меня за руки, шли вместе со мною на призыв этой птицы,

Мои товарищи и я посредине, я их никогда не забуду ради мертвого, кого я любил,

Ради сладчайшей и мудрейшей души всех моих дней и стран,— ради него, моего дорогого,

Сирень, и звезда, и птица сплелись с песней моей души

Там, среди елей душистых и сумрачных, темных кедров.

 

О КАПИТАН! МОЙ КАПИТАН!

О Капитан! мой Капитан! сквозь бурю мы прошли,

Изведан каждый ураган, и клад мы обрели,

И гавань ждет, бурлит народ, колокола трезвонят,

И все глядят на твой фрегат, отчаянный и грозный!

Но сердце! сердце! сердце!

Кровавою струёй

Забрызгана та палуба,

Где пал ты неживой.

 

О Капитан! мой Капитан! ликуют берега,

Вставай! все флаги для тебя,— тебе трубят рога,

Тебе цветы, тебе венки — к тебе народ толпится,

К тебе, к тебе обращены восторженные лица.

Отец! ты на руку мою

Склонися головой!

Нет, это сон, что ты лежишь

Холодный, неживой!

 

Мой Капитан ни слова, уста его застыли,

Моей руки не чувствует, безмолвен и бессилен,

До гавани довел он свой боевой фрегат,

Провез он через бурю свой драгоценный клад.

Звените, смейтесь, берега,

Но горестной стопой

Я прохожу по палубе,

Где пал он неживой.

 

 ПУСТЬ БУДЕТ ТИХО В ЛАГЕРЯХ СЕГОДНЯ

(4 мая 1865 г.)

Пусть будет тихо в лагерях сегодня,

Давайте же, солдаты, сложим наше усталое оружье,

И пусть каждый с отягченной душой в последний путь

Проводит дорогого командира.

 

Не для него теперь суровые бои,

Поражения и победы, все грозные событья,

Что мчатся чередою, как вереница туч по небу.

 

А ты, поэт, ты пой за нас,

Пой о любви к нему: ты, что был с нами в лагерях, знаешь полную меру нашей любви.

 

Пока они опускают гроб в могилу,

Пока земные двери закрываются за ним, пой эту песню

Для печальных солдатских сердец.

 

 ЭТОТ ПРАХ НЕКОГДА БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ

Этот прах некогда был человеком,

Нежным, простым, справедливым, решительным, и ведомая им искусная борьба

С самым гнусным преступлением в истории всех стран и всех времен

Увенчана спасением Союза наших Штатов.

 

 ПЕРЕСТАНОВКА

Пусть первые станут последними,

Пусть последние шагнут вперед,

Пусть глупцы, фанатики, темные личности выдвинут новые программы,

Пусть прежние программы будут отвергнуты,

Пусть мужчина ищет блаженства в чем угодно, но не в себе самом,

Пусть женщина ищет счастья в чем угодно, но не в себе.

 

Наверх
На главную

 

   

Старая версия сайта

Книги Родни Коллина на продажу

Нашли ошибку?
Выделите мышкой и
нажмите Ctrl-Enter!

© Василий Петрович Sеменов 2001-2012  
Сайт оптимизирован для просмотра с разрешением 1024х768

НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ КОММЕРЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МАТЕРИАЛОВ САЙТА!