Случайный отрывок из текста: Райнер Мария Рильке. Истории о Господе Боге. Песнь о Правде
... Потому что смерть ленива; если бы люди не тревожили ее без конца, кто знает, может быть, она бы давно уснула.
Больной на минуту задумался, потом продолжил с некоторой гордостью:
— Но ко мне-то ей придется прийти, если я ей нужен. Прийти сюда, в мою маленькую светлую комнату, в которой так долго не вянут цветы, пройти по этому старому ковру, мимо этого шкафа, между столом и краем кровати (все это не так легко), подойти к моему милому, старому, широкому стулу, который, видимо, умрет вместе со мной, потому что, можно сказать, и жил со мной. И ей придется проделать все это, как это делается обычно: без шума, ничего не опрокинув, никак не нарушая привычного порядка, словно в гостях. Благодаря этому моя комната мне как-то особенно дорога. Ведь все разыграется здесь, на этой тесной сцене, и потому это последнее событие не так уж сильно будет отличаться от всех остальных, что здесь уже произошли или еще предстоят. Мне всегда, еще с детства, казалось странным, что люди говорят о смерти не так, как о других вещах, и это лишь потому, что никто еще не рассказал, что было с ним потом. Но чем отличается умерший от человека, который отказался от времени и уединился. чтобы по-настоящему, всерьез подумать о чем-то, что требует решения и что уже давно его мучит. Среди людей едва ли вспомнишь даже «Отче наш», тем более — какую-нибудь скрытую связь, и может быть, не слов, а событий. Для этого нужно куда-то удалиться, в какую-нибудь недоступную тишину, и возможно, мертвые — это как раз те, что ушли, чтобы подумать о жизни. ...  Полный текст

ПО ШВЕЦИИ

В ЛЕКСАНДЕ

У хозяйки постоялого двора, где я проживал в Лександе, была внучка, премилый ребенок; все мои пожитки приводили ее в восторг: и пестрый мешок для белья, и шотландский плед, и красная сафьяновая подкладка чемодана. Девочка часто заходила ко мне в комнату, и раз я вырезал ей из листа бумаги турецкую мечеть с минаретом и открытыми окнами; малютка ушла от меня, не помня себя от восторга. Немного погодя я услышал во дворе громкие разговоры и, догадавшись, что дело идет о моем произведении, тихонько вышел на деревянный балкончик и стал глядеть вниз, во двор. Там стояла сама хозяйка и с сияющим лицом показывала собравшейся вокруг нее толпе парней и девушек вырезанную мною мечеть. Все дивились на этот шедевр искусства, а девочка, бедненькая девочка, кричала и протягивала ручонки за своей законной собственностью, которую у нее отняли, — уж чересчур она была хороша! Я удалился в свою комнату, весьма польщенный таким признанием моего таланта. Минуту спустя в дверь постучали и вошла старушка хозяйка с целой тарелкой пряников.

— Я славлюсь своими пряниками на всю Далекарлию! — сказала она. —Только вот пеку-то их все по старому фасону, как пекли еще при моей бабушке. Вы, сударь, так чудесно вырезываете... Не вырежете ли вы мне новых фасонов?

Я и провел весь вечер за вырезыванием новых фасонов для пряников. Каких-каких только фигур я не вырезал! И щелкунов в рыцарских сапогах со шпорами, и мельницы, и танцовщиц с ножкой, поднятой к небесам. Старушка забрала их все, но танцовщиц долго вертела в руках, стараясь угадать, где верх, где низ: одна нога была поднята так высоко, что старуха приняла этих дам за одноногих и трехруких.

— Ну вот, запаслась теперь новыми фасонами! — сказала она. — Только мудрены они!

Надеюсь, что я и до сих пор еще живу в Далекарлии... в новых фасонах пряников.